Невозможно представить, скажем, чтобы стихи Данте писал корпулентный человек, его худоба в самом строе стихов. Также трудно представить, чтобы человек дантевского сложения писал стихи , - в них чувствуется округлый жест. Через слова, интонацию, высказывание можно многое узнать об авторе. Не затем, чтобы перевоплотиться в него: перевод для меня - не театр,
Кроме чувства тона, какого-то музыкального засловесного образа, мне важно представить себе личность говорящего - но я не имею в виду его биографическую личность. Переводя Рильке или Целана, я мало интересуюсь тем, что относится к их биографии, это мне мало дает. Меня интересует человек в состоянии говорения, мне надо почувствовать его почти физическую природу, вроде "холодно" - "горячо". Это дает только сам текст.
О.С.: Думаю, два-три стихотворения из Пауля Целана и стихи Франциска Ассизского. Как проверить, удалось ли что-то в переводе? Мне кажется, прежде всего - тон: есть ли вообще этот тон - или же это "слова, слова, слова".
РЖ: Переводы каких произведений вам наиболее удались?
Уже не первый год я ловлю себя на том, что мне приятнее и интереснее анонимная или близкая к анонимной поэзия - средневековая, фольклорная. Позднейшие авторы как-то утомляют. В разных антологиях меня определенно привлекает начало. Так, недавно в "Антологии английской поэзии" я с удовольствием читала самых старинных авторов. Чем дальше - тем меньше. Мне перестали быть интересны поэты с личной манерой, со "своим", что называется, миром. Я их, конечно, люблю, но это не то, чего мне не хватает. И чего, мне кажется, не хватает всей современной цивилизации: отвлеченности от себя, убежденности в том, что высказывается, в том, что оно важнее, чем говорящий.
Всех их я любила, когда переводила, не разлюбила и сейчас. Но есть и другие дорогие для меня авторы, которых мне не приходилось переводить, но надеюсь когда-нибудь попробовать. Могу назвать Сафо, Горация и Гельдерлина. Я выбираю их не на основании наличной близости, а скорее по принципу дополнения: то, что увлекает, но в мою собственную образность и мысль не входит, этот опыт легче сказать чужим голосом.
Последний поэт, кого я так, "в своих целях" переводила, был . В нем мне важен опыт послекатастрофического искусства.
С Клоделем другая история, его я переводила уже во взрослые годы. Мне было интересно, как он справляется со своей задачей - очень оригинальной для ХХ в. задачей христианской поэзии. Я имею в виду сложность соединения двух этих начал: конфессиональной религиозности - и вдохновенной поэзии, поэзии, так сказать, первого ранга. Уже с девятнадцатого века повелось так, что религиозная поэзия - второго разряда, она как бы прикладная по отношению к доктрине, душеполезный досуг, ее пишут дилетанты. Клодель, как и Элиот (его я тоже переводила), переменили это положение. В русской поэзии минувшего века мы не найдем аналогичного автора. Библейские стихи ? Но в них он вернулся к традиционному письму, а Клодель и Элиот - это высокий модернизм.
Рильке, как я сказала, был важнейший поэт моей юности, а перевод его стихов был скорее пробой: действительно ли я поняла его настолько, чтобы передать по-русски. Для меня, как для многих в России в двадцатом веке, он был учителем.
Перевод при этом меня привлекал с детства, то есть меня волновал тот простой факт, что поэзия существует во множестве языков. Впервые я попробовала переводить в школе, классе в восьмом: это были баллады Йейтса. Первое сильное ощущение от перевода - какого-то волшебства, чудесной удачи: между английским оригиналом и его русским двойником было перейдено какое-то море несуществования. Баллада про О'Дрисколла исчезла - и вышла на другом берегу вместе со своим ритмом и созвучиями. Переводить для меня почти то же, что писать стихи. Почти.
Я хочу начать с того, что не отношу себя к гильдии переводчиков. Это не какой-то гордый жест отстранения - я с почтением отношусь к профессионалам, к тем, для кого перевод - постоянная работа, ремесло. Просто для меня это не так. Я перевела довольно много, и разного, но задачи у меня были обычно какие-то другие (иногда исследовательские, иногда экспериментальные - то, что Б.Дубин назвал "решить поэзию как таковую", иногда - нечто вроде приношения, дара благодарности любимому поэту) то есть задачей перевода не был перевод сам по себе. Но главное отличие профессионала, по-моему, в том, что сама переводимость любого текста для него не проблема. Проблема в том, как это сделать. А для меня каждый текст прежде всего проблемен в этом отношении: дастся ли он переводу? Во-первых, переводу на русский язык, в самом широком смысле этого слова, включая нашу традицию версификации, наш рифменный репертуар; затем - моему переводу, то есть тем возможностям, какими лично я располагаю. Если я чувствую, что нет, то и не пробую. Любя Рильке, в юности просто утопая в нем, я перевела лишь несколько его стихотворений. Мне никогда не пришло бы в голову переводить целую книгу Рильке, как К.П.Богатыреву. И так всегда, за редкими исключениями, когда надо было заработать на хлеб.
Ольга Седакова: Послушайте, как будут звучать два возможных ответа на ваш вопрос: Нет, они мне не близки. - Да, они мне близки. Первое вызовет недоумение: зачем тогда переводить? Второе по меньшей мере нескромно. "Мне близок - мне близок " - как это звучит? Такого рода отношения называются как-то иначе, не близостью. Не говоря о том, что два эти поэта между собой совсем не близки (в своем "Дневнике" называет "германской посредственностью"; Рильке о Клоделе ничего не сказал, насколько я знаю, но из его предпочтения П.Валери нетрудно понять его равнодушие к Клоделю).
Русский журнал: В интервью Русскому Журналу , что "к стихам, переведенным Анатолием Гелескулом, я не стану и подступаться, хотя в некоторых местах, может, сделал бы иначе. Но это бесполезно - Гелескул решает не строку, не стихотворение, а поэта, может быть, даже поэзию как таковую. Таков и Рембо у Козового, Рильке и Клодель у Ольги Седаковой. Или Теодор Крамер у . Или Бенн у Прокопьева. Запоминаются, конечно, отдельные стихи, но для этого переводчик должен найти более общее и важное - саму материю поэтического опыта, интонацию, языковой регистр". Рильке и Клодель вам очень близки?
От редакции. Седакова Ольга Александровна филолог, поэт, эссеист, переводчик с английского, немецкого, французского, итальянского, латыни, старославянского. В ее переводах публиковались произведения Л.Кэрролла, Р.М.Рильке, Св.Франциска Ассизского, Данте, П.Целана, Т.С.Элиота, народная английская поэзия и др.
Для того чтобы перевести одно стихотворение поэта, мне нужно прочесть как можно больше других его стихов"
Для того чтобы перевести одно стихотворение поэта, мне нужно прочесть как можно больше других его стихов" / Проблемное поле / Главная - Русский журнал
